Эля, 48 - 7 мая 2014 03:07

- Вот тут, да. Прям у крыльца. Тут можно парковаться, да? Ага. Спасибо. И вам тоже всего доброго.
Таксист посмотрел одобрительно - спиной почувствовала.
Оборачиваться не стала. В сумке роюсь. Телефон. Кошелёк. Паспорт. Ключи. Провода от наушников. Еще провода. А, вот он. Как фокусник, вытаскиваю из недр сумки белый платок. С проводами вместе, конечно же.

Как его повязывают, Господи?
Сроду не умела. Под подбородком завязывают? Какая-то бабушка бурановская получается. Сзади, у шеи? Ещё лучше. Фото для стенда "Ими гордится наш колхоз". А красиво намотать, по айсейдорадункановски - не умею.
А, и хрен с ним. Пойду как бурановская бабушка.

Пять ступенек к крыльцу.
Входная дверь. Сколько раз тут перекреститься надо, и на что, главное? На дверь что ли? А, не. Над дверью там висит что-то... Перекрестилась на что-то вслепую.
Вхожу. Служба еще не началась: бабки какие-то суетятся деловито, огарки выковыривают, в коробочку складывают.
В углу стол. На нём пакет с мукой, батон хлеба и горсть карамелек в блёклых обёртках.
Так. Сначала - в церковную лавку. Три свечки. Две записки. Заказные, чтоб батюшка читал.
- Заказные?
- Да.
- Сто рублей. И три свечки по тридцать. Сто девяносто.
Беру десятирублёвую монетку сдачи, и кладу её на общепитовскую тарелку в руках у сидящей на табуретке старушки. Бабка сидит с закрытыми глазами. То ли благость познала, то ли спит вообще.
- Спасибо, дочка, храни тя Бог!
Я аж вздрогнула. Не, не спит.
Дальше. Куда дальше? К канону, да. Над каноном молитва пришпилена. В файле, скотчем.
"Упокой, Господи, души усопших раб Твоих, и прости им вся согрешения вольная и невольная, и даруй им Царствие Небесное"
Теперь куда-то свечку за здравие поставить надо. А кому? Старушка с тарелочкой снова в кому впала. Не забыв, впрочем, переместить мою десятку с тарелки в какое-то другое место. Вероятно, в пятое измерение. У кого спросить?
Господи, куда свечку-то ставить, а? Припёрлась, ничегошеньки не знаючи. Вот сюда поставлю. Там кто-то с бородой, и глаза добрые. Кто - прочитать не могу. Ничего у него просить не стала. Просить я буду не у тебя, дед.

Третья свечка осталась.
В руках уж размякла вся, гнётся. Иду прямо к алтарю.
Там крест двухметровый - тут и без очков понятно кто на нём. В углу бледного вида тётки откашливаются и шепчутся - это церковный хор. Сейчас служба начнётся.
Ставлю свечку свою. Ровно горит. Глаза закрываю, и шепчу:
- Господи, не ругай меня. Сама всё знаю. Не за себя прошу - за него. Сил ему дай - раз уж не смог ему внушить, что не надо было ему со мною связываться. Побольше сил дай - я еще то барахло. Береги его, пожалуйста. Я-то сама стараюсь, конечно, но я - это не ты. У тебя лучше получится. Здоровья ему дай. Много. Оно ему пригодится.

Батюшка вышел. Старушки со своими огарками чинно по углам расселись. Народу мало. Дед какой-то шапку в руках мнёт, и пара девок молодых в платках, по айсейдорадункановски завязанных. И как они это делают, а?
Свечка потрескивает. Моя свечка.

Да, я еще немножко попрошу, можно?
Стыдно сказать - для себя просить буду. Мозгов мне дай, Господи. Или думать научи правильно. В башке чёрт знает что, война и немцы. Сама не знаю чего хочу. Боюсь. Ошибиться боюсь, понимаешь? Ногу уже занесла, перешагнула черту уже. Почти перешагнула. А потом что? Страшно, Господи. Страшно. Привыкла жить одним днём, а тут весь мир перевернулся. Всё время так и тянет за угол заглянуть. А там темно. Угол вижу, а за ним тьма кромешная. И тянет, тянет туда нос сунуть и посмотреть: а что там?
Бледные тётки-хористки затянули что-то красиво-неразборчивое. У деда с шапкой колени подломились, и он на них всем весом рухнул. Господи, так каждый день падать - это колени раздробить можно за неделю. В мелкую пыль. А дед ничего - стоит. Прямо стоит, как моя свечка. И не моргает.

Всё, всё, Господи. Я почти закончила. Я сейчас уйду. Я понимаю, что деда тебе слушать интереснее - я по его глазам вижу, хоть и кажется, что они стеклянные. Дед уже, вон, практически с тобой уже на одном облаке сидит, ногами своими болтая. А я тебя отвлекаю ерундой своей. Но, знаешь, я ж сюда хожу раз в сто лет по обещанию. Сделай мне одолжение - дослушай.

Ну вот: тянет меня, тянет постоянно за угол этот зайти, и посмотреть - а что там? Мозги подсказывают, что в темноте за углом может быть всё что угодно, вплоть до несущегося паровоза. Но предупреждающий гудок ты услышишь за секунду до того, как голову свою любопытную в темноту эту сунешь.
А я всё-таки полезу туда, Господи. Полезу всё равно.
А вдруг там никакого паровоза нет? А просто две руки - знакомые очень - и голос, тоже знакомый. И он мне так тихо "Шшшш, ну всё, всё. Ну, что ты? Я с тобой. И ничего тут больше нет, видишь? Что? Паровоз? Пусть себе едет. Я успею тебя убрать с путей. Ну, что ты расклеилась? Дай, нос вытру"

А если нееееет?
А если всё же паровоооооз?

Свечка снова горит ровно. Что это могло бы значить?
Ты меня услышал? Или ты с тем дедом сейчас?
Всё, всё. Я уже ухожу.
Только.
Только, пожалуйста, дай ему сил. Побольше дай. Много-много-много. Потому что - а вдруг паровоз? Меня-то он убережёт, а я-то без него как? Дышать мне как? Жить дальше как?
Ходить, каждый день механически ходить за тот сраный тёмный угол, и стоять на путях, прося тебя о том, чтобы паровоз проехал еще раз?
А я же еще приду. Приду, ты знаешь. Каждый день приходить буду. Каждый день молить тебе буду. Прям в ухо. Я и деда этого перекричу, поверь. И девок этих двух, само собой. И даже бабок с огарками. Захочешь не услышать - не сможешь. Поэтому..
Поэтому дай ему сил. Дай, пожалуйста.
А мозгов мне не давай, уже не надо.
Всё. Я только что шагнула за угол...