Елена, 49 - 1 марта 2010 13:23

Очень люблю это!
Тэффи (Надежда Александровна Бучинская)
"Молодой эстет, стилист, модернист и критик Герман Енский сидел в своем кабинете, просматривал бабью книгу и злился. Бабья книга была толстенький роман, с любовью, кровью, очами и ночами.
"-Я люблю тебя! - страстно шептал художник, обхватывая гибкий стан Лидии..."
"Нас толкает друг к другу какая-то могучая сила,
против которой мы не можем бороться!"
"Вся моя жизнь была предчувствием этой встречи..."
"Вы смеетесь надо мной?"
"Я так полон вами, что все остальное потеряло для
меня всякое значение".
О-о, пошлая! - стонал Герман Енский. - Это художник будет так говорить! "Могучая сила толкает", и "нельзя бороться", и всякая прочая гниль. Да ведь это приказчик постеснялся бы сказать, - приказчик из галантерейного магазина, с которым это дурища,наверное, завела интрижку, чтобы было что описывать".
"Мне кажется, что я никого никогда еще не любил..."
"Это как сон..."
"Безумно!... Хочу прильнуть!..."
- Тьфу! Больше не могу! - И он отшвырнул книгу.
Он так расстроился, что уже не мог оставаться дома.
Оделся и пошел в гости. Викулина была здесь, и одна, без мужа.
Под громкие возгласы общего разговора Енский шептал
Викулиной:
- Знаете, как странно, у меня было предчувствие, что
я встречу вас.
- Да? И давно?
- Давно. Час тому назад. А может быть, и всю жизнь.
Это Викулиной понравилось. Она покраснела и сказала
томно:
- Я боюсь, что вы просто донжуан.
Енский посмотрел на ее смущенные глаза, на все ее
ждущее, взволнованное лицо и ответил искренне и вдумчиво:
- Знаете, мне сейчас кажется, что я никого никогда
не любил.
Она полу закрыла глаза, пригнулась к нему немножко и
подождала, что он скажет еще.
И он сказал:
- Я люблю тебя!
Тут кто-то окликнул его, подцепил какой-то фразой,
потянул в общий разговор. Герман Енский говорил умно, красиво и оживленно, но
внутренне весь затих и думал:
"Что же это было? Что же это было? Отчего звезды по-
ют в душе моей?"
И, обернувшись к Викулиной, вдруг увидел, что она
снова пригнулась и ждет. Тогда он захотел сказать ей
что-нибудь яркое и глубокое, прислушался к ее ожиданию,
прислушался к своей душе и шепнул вдохновенно и страстно:
- Это как сон...
Она снова полу закрыла глаза и чуть-чуть улыбалась,
вся теплая и счастливая, но он вдруг встревожился.
Что-то странно знакомое и неприятное, нечто позорное
зазвучало для него в сказанных им словах. "Что это такое? В чем дело? - замучился он. - Или, может быть, я прежде, давно когда-нибудь, уже говорил
эту фразу, и говорил не любя, неискренне, и вот теперь
мне стыдно. Ничего не понимаю".
И он сказал Викулиной:
- Я не знаю, может быть, вы смеетесь надо мной... Но
я не хочу ничего говорить. Я не могу. Я хочу приль-
нуть...
Спазма перехватила ему горло, и он замолчал.
Он провожал ее домой, и все было решено. Завтра она
придет к нему. У них будет красивое счастье, неслыханное и невиданное.
- Это как сон!...
Ей только немножко жалко мужа.
Но Герман Енский прижал ее к себе и убедил.
- Что же нам делать, дорогая, - сказал он, - если
нас толкает друг к другу какая-то могучая сила, против
которой мы не можем бороться!
- Безумно! - шепнула она.
- Безумно! - повторил он.
Он вернулся домой как в бреду. Ходил по комнатам,
улыбался, и звезды пели в его душе.
- Завтра! - шептал он. - Завтра! О, что будет завтра!
И потому, что все влюбленные суеверны, он машинально
взял со стола первую попавшуюся книгу, раскрыл ее,
ткнул пальцем и прочел:
"Она первая очнулась и тихо спросила:
- Ты не презираешь меня, Евгений?"
"Как странно! - усмехнулся Енский. - Ответ такой ясный, точно я вслух спросил у судьбы. Что это за вещь?"
А вещь была совсем немудреная. Просто-напросто последняя глава из бабьей книги.
Он весь сразу погас, съежился и на цыпочках отошел от стола.
И звезды в душе его в эту ночь ничего не спели." :)

• 
• 
•